Рубенс. «Обнаружение Ахилла среди дочерей Ликомеда».

Ахилл – сын Фетиды, морской нимфы – дочери морского бога. Единственный сын. И любимый. И поскольку это соединилось в одном, то мамочка очень хотела, чтобы сын был бессмертным. И делала для этого все, что могла. Сначала она его (по одному из вариантов мифа) окунула в кипяток – проверить, выживет ли. Может быть, она только пыталась это сделать, и его отец – Пелей – отнял младенца и подарил ему таким образом жизнь.

По другому варианту – Фетида спустилась в подземное царство и окунула Ахилла в воду. Такое омовение должно было дать неуязвимость против оружия. Фетида держала сына за пятку, и пятка осталась неомытой. Таким образом, Ахилл был весь как бы покрыт броней, и только пятка... Фетида не обратила на это внимание, в результате это место осталось незащищенным, слабым (отсюда выражение «Ахиллесова пята», то есть, слабое место).

Рубенс. «Фетида окунает Ахилла в воды Стикса». Музей Бойманса-ван Бёнингена, Роттердам, Нидерланды

А пока младенец подрастал,  мать постоянно тревожилась  – ему была предсказана смерть на поле боя. В то же время его готовили к военной карьере. И готовили основательно. Но мамочка решила подстраховаться, и когда пришло время Ахиллу идти воевать против троянцев, она решила его спрятать (кто-то ей предсказал, что Ахилл погибнет под Троей). И спрятать не где-нибудь - у Ликомеда.

Ликомед - царь одного из островков Эгейского моря. Он был хороший семьянин, старался приумножить свое потомство и оставить после себя наследника, но ему это не очень удавалось, если не сказать, что не удавалось совсем. У него рождались одни дочери. Их точное количество неизвестно, но точно, что их было больше трех. Почему так? Да потому что среди двух девочек спрятать еще одну – бросится в глаза: откуда вдруг такая готовенькая?

Рубенс нарисовал пятерых (шестая – это уже Ахилл). Видимо, он считал, что когда детей больше пяти, уже не только посторонние, но и родители не могут точно сказать, кто есть кто из детей. Так Ахилл появляется в семье Ликомеда: и одет, и причесан, как девица. И до поры, до времени никто не знает, что это за новая дочь у Ликомеда.

Ситуация до странности напоминает ту, что описал в «Дон Жуане» Байрон. Герой  соблазняет замужнюю женщину, изобличен. Он отправляется в изгнание на корабле, терпит крушение, попадает на остров, где живет разбойник, соблазняет его дочь, этот разбойник продает Жуана в рабство. На невольничьем рынке его покупает для своих утех одна из жен султана и помещает в свой гарем. Жуана переодевают и провожают спать с одной из наложниц. И вот первая ночь в гареме:

«Дуду разделась быстро, не тая

Своей красы, естественным движеньем;

И в зеркало красавица моя

Глядела с грациозным небреженьем.

Дуду раздеть хотела и подругу,

Но та была до крайности скромна

И, отклонив любезную услугу,

Сказала, что управится одна.

Но как Дуду любезная спала?

Конечно, это очень интересно,

Но муза знать об этом не могла,

А лгать она не любит, как известно.

Волшебная царила полумгла

Над пленницами, спавшими прелестно,

Как розы в очарованном саду, -

И вдруг ужасно взвизгнула Дуду –

На весь гарем...»

Историки не донесли до нас, как это было у Ахилла, но одна из дочерей Ликомеда забеременела. Как ни странно, папочка не обнаружил по этому поводу никаких чувств, не провел никаких следственных действий. Как будто все это было естественно (правда, говорят, что после всех своих подвигов Ахилл вернулся и оформил отношения).

Рубенс нарисовал для шпалер несколько эскизов, описывающих жизнь Ахилла – от рождения до смерти. Искусствоведы пишут, что шпалер было 8. Эскизов, видимо, больше. Хотя бы потому, что вот этот самый момент – обнаружение Ахилла среди дочерей Ликомеда – Рубенс рисовал по крайней мере дважды.

Рубенс. «Обнаружение Ахилла среди дочерей Ликомеда». 1618, 28х26 см, Fitzwilliam Museum, Cambridge, UK. В центре – беременная жена Ахилла.

Рубенс. «Обнаружение Ахилла среди дочерей Ликомеда».1630. Museum van Boijmans Beuningen, Rotterdam, Netherlands.

Легенда говорит о том, что Ахилла искали – он был нужен армии как боец. И вот посылают Одиссея к Ликомеду: видимо, разведка донесла, что у Ликомеда скрывается какая-то подозрительная личность. Одиссей не является с требованием выдать дезертира  (а как иначе назвать воина, которые убегает от своих обязанностей?). Нет, Одиссей притворился торговцем, который привез девочкам украшения: бусы, броши, кольца. И все это было свалено в большой мешок. А вместе с кольцами и прочими цацками лежали ножи, мечи и шлем.

Ахилл, когда увидел все это, автоматически вытянул из мешка меч. А по другой версии – более зрелищной – он надел на голову шлем. Так у Рубенса: на одном эскизе Ахилл с мечом, а на втором – в шлеме. На эскизе, где Ахилл с мечом одна из пятерых дочерей Ликомеда нарисована с животом – грех обнажен. А там, где Ахилл в шлеме, нарисована собачка – символ греха, намек.

Естественно, его разоблачили и взяли на войну. Ахилл был непобедим. Но стрела врага поразила его в пятку, за которую его держала мамочка, окуная в воды Стикса. Стрелу пустил Парис – тот самый божественный пастух Олимпа, который был судьей на первом конкурсе красоты среди богинь. Стрела настигла Ахилла возле Скейских ворот Трои.            

По другой версии Ахилл влюбился в троянскую царицу и готов был прекратить войну против Трои, если он получит ее в жены. Он пошел на переговоры с троянцами в святилище Аполлона без оружия и был предательски убит Парисом. Видимо, эта версия и была литературной основой для эскиза «Смерть Ахилла»: жертвенник с горящим огнем, священнослужитель, его помощники. Собачка на картине – символ греха. Это - намек на то, что Ахилл вел брачные переговоры, забыв о своей жене – дочери Ликомеда. На заднем плане – Парис с луком.

Рубенс. «Смерть Ахилла».1630. Museum van Boijmans Beuningen, Rotterdam.

Ахилл ранен, истекает кровью и умирает от кровопотери. Его мифическая история закончена. А история в искусстве продолжается. Несчетное количество художественных произведений посвящено Ахиллу. И до сих пор случаются удивительные находки.

Куратор  классического искусства музея Boijmans Van Beuningen в Роттердаме Friso Lammertse рассказал, что в этом музее были этюды к шпалерам. Известно, что шпалеры были изготовлены. И очень хотелось показать посетителям музея эту красоту. Четыре шпалеры нашли в Португалии. На просьбу дать их на время для выставки пришел категорический ответ: «Забудьте об этом. Шпалеры никогда не покинут своего места.»

Поиски продолжались. И вот выяснилось, что где-то в Бургундии видели такой ковер в доме винодела. Поехали туда, нашли дом – и что увидели: шпалера «Гнев Ахилла» висит на стене, но из-за низкого потолка она свернута чуть ли не наполовину. Когда ее развернули, оказалась, что она местами порвана. (Как она попала к виноделу, неизвестно. Можно предположить, что во время войн и революций она была украдена из какого-нибудь дворца.)

Рубенс, Гнев Ахилла, шпалера, выполненная в мастерской Даниэля Эггерманса,

Museum van Boijmans Beuningen, Rotterdam, Голландия

Музей попросил дать шпалеру для выставки, восстановил, а потом и купил у винодела. Теперь ее можно видеть в зале, где выставлены этюды серии «Жизнь Ахилла».

Кто заказывал шпалеры? Вероятно, в документах, которые остались от Рубенса, есть имена заказчиков. Но прошло время, шпалеры разлетелись по всему миру. Может быть, когда-нибудь удастся их собрать под одной крышей хотя бы на время. И тогда жизнь Ахилла предстанет перед зрителями во все многоцветьи. 

Надпись на картуше шпалеры: “abstinent a ferro ahilles retinente Minerva”: «Берегите Ахилла от железа. Минерва»

Рубенс. «Опознание Филопемена».

В Прадо есть небольшое (50х70 см) полотно «Опознание Филопемена» кисти Рубенса, сюжет которого взят из  «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха.

Филопемен – греческий стратег, полководец, главнокомандующий. Плутарх пишет, что Филопемена, рано ставшего сиротой,  воспитали член одной из царских семей Греции и его друзья. Это дало свои плоды, и про Филопемена говорили, что он был «последним из эллинов, потому что после него Греция не дала уже ни одного великого мужа, достойного ее».

Стратег в те времена был выборным, и если человек исполнял эту должность неоднократно – это о чем-то говорит. Что обусловило такое уважение? Его умение воевать, которое он познавал не только у себя на родине: он ездил учиться военному делу на Крит. Филопемен вернулся с Крита настолько прославленным, что его сразу назначили начальником конницы:

«Всадники, которых он принял от своего предшественника, являлись с плохими лошаденками...,   когда случался поход, или же вовсе уклонялись от походов..., все были совершенно незнакомы с делом и трусливы; власти неизменно смотрели на это сквозь пальцы...

Но Филопемен не отступил...: он...старался в каждом юноше пробудить  честолюбие..., устраивал учения, процессии, состязания в тех местах, где можно было рассчитывать на большое стечение зрителей.

... Филопемен в короткое время влил во всех изумительную силу и энергию и, что всего важнее, сделал всадников быстрыми и подвижными ...они достигли  такого совершенства, что целый отряд легкостью перестроения напоминал одно тело, движущееся по собственной воле»

Одной из самых важных составляющих военного дела Филопемен считал дух войска. И он добивался высокой боеспособности своих воинов необычными для того времени способами.

«Уговорив молодых людей вооружиться таким образом (речь идет о замене щитов и копей-Б.Р.), Филопемен прежде всего одушевил их надеждою, что теперь они стали непобедимы, а затем дал очень полезное направление их любви к роскоши и большим тратам. Искоренить совсем эту страсть было невозможно: с давних пор они были заражены этим...  безрассудным соперничеством, любили пышные наряды, красили в пурпур покрывала...

Филопемен стал направлять их любовь к украшениям...  на предметы полезные... Скоро он убедил всех урезать  расходы... и употреблять деньги на то, чтобы отличаться красотой военного снаряжения. И вот можно было видеть такое зрелище: мастерские были наполнены кубками и Ферикловыми чашами, отданными в переплавку, там золотили панцири, серебрили щиты и уздечки; ... у женщин в руках были шлемы и перья, которые они красили, всаднические хитоны и солдатские плащи, вышитые разными цветами.

Это увеличивало отвагу... роскошь в подобных предметах укрепляет и возвышает дух. Так, Ахилл у Гомера при виде нового оружия, положенного близ него, как бы приходит в экстаз и горит желанием пустить его в ход.

Украсив так юношей, Филопемен велел им заниматься гимнастикой... К вооружению тело привыкало, оно начинало казаться легким; воины брали его в руки и носили с удовольствием...,  хотели сражаться в нем и как можно скорее померяться силою с врагами в решительном бою.»

И далее Плутарх пишет: «Как молодой конь, неся непривычного седока, тоскует и робеет, так и ахейское войско во время сражений и опасностей под начальством другого полководца падало духом и обращало взоры к Филопемену, при одном виде его становясь сильным и смелым, благодаря вере в своего полководца...»

Важное должностное лицо, второе после главы государства, Филопемен был прост в быту и не демонстрировал свою власть. И вот однажды, по словам Плутарха, «мегарская хозяйка не узнала его, но, говорят, это произошло из‑за его простоты в обращении и скромности в одежде. Узнав, что к ним идет ахейский стратег, она заспешила с обедом, а мужа ее случайно не было дома. В это время вошел Филопемен, одетый в простой военный плащ. Хозяйка приняла его за одного из приближенных Филопемена, за посланного вперед гонца, и попросила его помочь ей в приготовлениях к обеду. Филопемен тотчас сбросил плащ и стал колоть дрова. В это время вошел хозяин и, увидев это, воскликнул: «Что это значит, Филопемен?» «Только то, — отвечал тот..., — что я плачусь за свою скверную наружность».

Рубенс по этой легенде написал небольшое полотно «Опознание Филопемена».  На картине три действующих лица и роскошный натюрморт с овощами, фруктами, битой птицей... Один из персонажей – самый молодой – держит в руках топор и рубит ствол дерева. Два других – старые люди, мужчина и женщина. Старик как бы всплеснул руками, а старуха пытается удержать молодого.

Такое впечатление, что гость пришел рановато: все  свалено в живописную (простите за каламбур) кучу. Здесь и голова кабана, и павлин, и фазан, и мелкая птица, полтуши барана, антилопа, ощипанные и неощипанные куры и утка. И кот, который горящими глазами смотрит на все это: «Чем бы тут поживиться?» Лук, капуста, артишоки, хрен, сельдерей, виноград, инжир, сливы, тыквы... Натюрморт занимает большую часть полотна. (Искусствоведы пишут, что картина написана вместе со Снайдерсом.)

Так что же хотел передать художник? Это вопрос номер один. Вопрос номер два: почему картина осталась в таком маленьком размере? Вопрос номер три: почему в Лувре только этюд, а в Прадо – тщательно выписанная картина?

Рубенс, Опознание Филопемена, 1609 год, 50х70 см, Прадо, Мадрид, Испания.

Рубенс, Опознание Филопемена, фрагмент "Хозяева и гость"

Топор 

Кот

Рубенс, Опознание Филопемена, фрагменты

Попробуем заглянуть в прошлое. В Испании при короле Филиппе III (1598—1621) страной управлял премьер-министр герцог Лерма, в результате политики которого богатейшее государство Европы в 1607 году разорилось. Причины: колоссальные расходы на армию, и казнокрадство, возглавляемое самим Лерма.*

Рубенс с 1599 года был в Италии, у мантуанского герцога Винченцо Гонзага он получил  должность придворного живописца.  Рубенс не только рисовал: его личность была настолько неординарной, что Винченцо Гонзага начал давать ему дипломатические поручения. В 1603 году Рубенс едет в Испанию с подарками для короля Филиппа Ш и герцога Лерма.

Тогда же Рубенс написал портрет Лерма. В этом портрете нет привычных для Рубенса красок – золотой и красной. Работа (можно предположить) написана под сильным влиянием Эль Греко или даже в подражание ему. Может быть, что это было пожелание заказчика, самого герцога Лерма.

Как бы то ни было, прочитывается стремление герцога выглядеть почти святым (даже если он не ставил никаких требований к полотну, а просто принял его в таком виде).

Судя по всему, амбиции герцога этим не ограничивались. Он хотел быть знаменитым, прославленным на века (ему это удалось отчасти и благодаря работам Рубенса и тому, что громадное количество произведений искусства, которое он собрал, составило основу коллекции  музея Прадо). И он заказывает Рубенсу полотно, которое должно было связать его и знаменитого полководца Древней Греции.

В 1609 году Рубенс написал сначала этюд (тот, что хранится в Лувре), а затем закончил полотно и отослал в Мадрид. Вероятно, ему надо было получить отзыв и решение о переносе картины с маленького полотна на большое. То ли заказчику не понравился замысел, то ли исполнение, то ли возникли финансовые проблемы (Лерма уже довел Испанию до банкротства), но большая картина так и не появилась на свет (по крайней мере, она не выставлена на обозрение).

Картина в Прадо – собственность королевского двора Испании. Вероятно, она попала в музей вместе с коллекцией герцога Лерма. Этюд, видимо, оставался у Рубенса и был продан после его смерти, а потом передан в Лувр из частной коллекции Dr Louis La Case.

Такая маленькая картина – и такое замысловатое сплетение событий древних, далеких и близких.

* Лерма был впоследствии изобличен в казнокрадстве, попал в немилость и кончил жизнь в бесславии.

Рубенс, Портрет герцога Лерма, 1603 год, Прадо, Мадрид, Испания

             

Рубенс, Опознание Филопемена, 1609, Лувр, Париж, Франция

Рубенс. «Орфей и Эвридика». Найти и потерять?

«Ты — моя мелодия,

Я — твой преданный Орфей.

Дни, что нами пройдены,

Помнят свет нежности твоей.

Все как дым растаяло,

Голос  твой теряется вдали...»

Н. Добронравов

           

Орфей – певец, у него был настолько волшебный голос, он так пел, что «приходили в движение деревья и скалы» (Аполлодор, Мифологическая библиотека).

«...к нему собирались дикие звери, очарованные прелестью звуков его песен», «Орфей превосходил красотой своих поэм всех бывших до него»,  «...те соловьи, чьи гнезда находятся у могилы Орфея, поют слаще  и громче, чем в других местах», «Кто занимался вопросами поэзии, тот знает, что все гимны Орфея  очень коротки и что всех их очень немного. По красоте стихов они занимают второе место после гимнов Гомера, но намного их превосходят глубиной своего религиозного чувства и божественного наития.» (Павсаний, Описание Эллады)

Лесная нимфа Эвридика стала женой Орфея. Как и все нимфы, она проводила время в увеселениях с такими же, как она, нимфами. Но однажды она наступила на змею.

Казалось бы, нимфа должна знать обо всех опасностях, которые могут ее настигнуть. Что  заставило ее забыть об осторожности? На это есть ответ у Вергилия в «Георгиках»: оказывается, какой-то пастух начал преследовать Эвридику (он думал, что она дикая, то есть никому не принадлежит). Эвридика убегала в страхе, она хотела броситься в реку, чтобы избавиться от преследователя. 

Этот пастух не остался безнаказанным за попытку совратить нимфу – у него погибли все пчелы (видимо, пастух по совместительству был еще и пчеловодом). Он обращается за помощью к своей матери, речной царице, чтобы она раскрыла ему причину несчастий. Заботливая мамочка посылает его к вещуну за разгадкой. И вещун открывает этому несостоявшемуся насильнику, что на нем лежит проклятье мужа Эвридики:

«...когда от тебя убегала, чтоб кинуться в реку,

Женщина эта, на смерть обреченная, не увидала

В гуще травы, возле ног, огромной змеи прибережной.»

Видимо, ее подруги очень любили, да и смерть была и неожиданной, и необычной:

 «Хоры сверстниц дриад огласили тут воплем вершины

Гор, тогда залились твердыни Родопы слезами.»

Дальше вещун говорит об Орфее:

«Сам же он горе любви умерял черепаховой лирой,

Пел, отрада-жена, о тебе у волны, одинокий,

Пел при рождении дня и пел при его угасаньи.» (Вергилий, «Георгики»)

Эвридика попала в Аид, в царство мертвых, где властвовали царь этого царства Аид и его жена Персефона. Орфей так любил свою Эвридику, что после ее смерти спустился в подземное царство и попросил богов вернуть ей жизнь (далее – цитаты из «Метаморфоз» Овидия):

«Если не лжива молва о былом похищенье, - вас тоже

 Соединила Любовь!»

Эти слова – напоминание Аиду, что он полюбил когда-то Персефону, и от любви украл ее и взял с собой, в подземное царство.

«Сей ужаса полной юдолью,

Хаоса бездной молю и безмолвьем пустынного царства:

 Вновь Эвридики моей заплетите короткую участь!»

Орфей не просит богов оживить Эвридику навечно:

«Не на совсем, на тот срок, который ей отпущен природой:

 Все мы у вас должники; помедлив недолгое время,

 Раньше ли, позже ли - все в приют поспешаем единый.

 Все мы стремимся сюда, здесь дом наш последний; вы двое

 Рода людского отсель управляете царством обширным.

 Так и она: лишь ее положенные годы созреют,

  Будет под властью у вас: возвращенья прошу лишь на время.»

Его пение было настолько проникновенным, что

«Внемля, как он говорит, как струны в согласии зыблет,

Души бескровные слез проливали потоки.»

И властители подземного царства  изменили своим правилам:

« и уже ни царица-супруга,  ни властелин преисподних

мольбы не исполнить не могут.»

Аид и Персефона согласились отпустить Эвридику, но при условии, что Орфей не оглянется ни разу, пока она не выйдет из подземного царства. Молодые супруги уходят из Аида:

 «Вот уж в молчаньи немом по наклонной взбираются оба

 Темной тропинке; крутой, густою укутанной мглою.»

Рубенс, Орфей и Эвридика, 1636 год, 194х245 см, Прадо, Мадрид, Испания.

На полотне Рубенса «Орфей и Эвридика» двое молодых людей уходят от пожилых, сидящих на возвышении. Рядом с ними внизу – трехглавый пес, за ними – мрак и вспышки огня. Молодые люди – это Орфей и Эвридика. Пожилые – властители   царства мертвых, откуда нет дороги на белый свет, это Аид – бог этого царства, и Персефона – его жена. Трехглавый пес Цербер стережет выход.

Орфей – он уводит Эвридику, ему запрещено оглядываться. Но посмотрите на его глаза: он силится увидеть, что происходит позади него, идет ли за ним Эвридика. Ему страшно, ему больно: он не видит ее. И должен итти вперед, иначе она не выйдет из царства мертвых.

Эвридика – у нее на лице безмятежность, ни тревоги, ни грусти: Орфей возвращает ее к жизни.

Рубенс, Орфей и Эвридика, фрагмент "Орфей и Эвридика"

Аид  неспокоен.  Его взгляд обращен наверх, как будто он хочет увидеть  какой-то знак свыше: при всем своем могуществе он далеко не уверен в том, что Орфей исполнит свое желание и вернет себе Эвридику.

Рубенс, Орфей и Эвридика, фрагмент "Аид и Персефона"

Персефона – вся в черном, траурная накидка на голове, глаза полны слез,. Кажется, она предчувствует трагический конец приключения Орфея.

Трехглавый пес – Цербер: две головы спокойны, а третья, похоже, под впечатлением песен   подвывает, хотя \голос Орфея уже не звучит.

Рубенс, Орфей и Эвридика, фрагмент "Цербер"

Картина написана в мрачных тонах: тела не светятся яркими красками, они мертвенны. Даже сполохи огня за спиной Аида выглядят бледно.

Орфей был близко к выходу из подземного царства, но вдруг его покинуло ощущение того, что Эвридика рядом:

«И уже были они от границы земной недалеко, -

Но, убоясь, чтоб она не отстала, и в жажде увидеть,

Полный любви, он взор обратил, и супруга - исчезла!»

Эвридика вернулась в царство мертвых:

 «Руки простер он вперед, объятья взаимного ищет,

 Но понапрасну - одно дуновенье хватает несчастный,

 Смерть вторично познав, не пеняла она на супруга.

  Да и на что ей пенять? Иль разве на то, что любима?

 Голос последним "прости" прозвучал, но почти не достиг он

 Слуха его; и она воротилась в обитель умерших.»

Потерял Орфей Эвридику. Потерял из-за боязни потерять...

Рубенс. «Падение Фаэтона». Дерзнуть и погибнуть?

Фаэтон – сын Феба, солнечного бога. Его мама - тоже не из смертных. Однажды Фаэтон, играя на задворках вселенной со своим приятелем - сыном Зевса и Ио, хвалился своим отцом и услышал, что этот самый приятель очень сомневается в божественности отца Фаэтона.

Крошка-сын бросается к маме за разъяснениями: ты говоришь, что мой папа – бог, а меня тут достают тем, что этому нет никаких доказательств. И просит (цитаты из «Метаморфоз» Овидия):

«Ты же, коль истинно я сотворен от небесного корня,

Знак даруй мне, что род мой таков; приобщи меня к небу!"

Мамаша (неизвестно, по каким причинам) держалась достаточно далеко от своего божественного супруга. Может быть, из-за горячности Феба (в прямом смысле, не в том, о котором вы можете подумать). И почему-то она не хотела, чтобы сын приближался к отцу. Но Фаэтон так слезно ее просил о том, чтобы мать «отца дала ему верные знаки», что в конце концов она посылает его туда, где сын может повидать отца:

 «Там, где восход, его дом граничит с нашей землею.

Если стремишься душой, отправляйся и будешь им признан».

 Действительно, отец признал сына:

«Юношу Феб увидал всѐ зрящими в мире очами.

"В путь для чего ты пошел? Что в этом дворце тебе надо,

Чадо моѐ, Фаэтон? Тебя ли отвергну?" - промолвил.»

Фаэтон просит отца дать ему доказательство своего божественного происхождения, на что отец обещает ему все, что угодно. И при этом клянется болотом, которого никогда раньше не видел (такие вот страшные клятвы были у древнегреческих богов).

Фаэтон просит у отца его колесницу. Всего лишь на день, только на один (ну, как сегодня, когда сын без водительских прав просит машину порулить денѐк).

Папа моментально сообразил, что слишком много пообещал, да еще и поклялся болотом, но взять свое слово назад – не по-божески! Он пытается убедить сына отказаться от этой затеи: мол, у тебя и силенок нет, и по возрасту ты еще младенец. Мол, только мне под силу править этой упряжкой. Я, мол, и сам побаиваюсь, как бы не сверзиться (в этой коробочке надо было стоять):

«Вспомни, что небо еще, постоянно влекомо вращеньем,

Вышние звезды стремит и движением крутит их быстрым.

Мчусь я навстречу, светил не покорствуя общему ходу;

Наперекор я один выезжаю стремительным кругом.»

«Чтоб направленье держать, никакой не отвлечься ошибкой,

Должен ты там пролетать, где Тельца круторогого минешь,

Лук гемонийский и пасть свирепого Льва; Скорпиона,

Грозные лапы свои охватом согнувшего длинным,

И по другой стороне - клешнями грозящего Рака.»

Феб называет все созвездия, мимо которых он пролетает на своей колеснице. И в конце своей пламенной речи говорит, что доказательством отцовства может служить его тревога за жизнь сына, что есть еще огромное количество вещей, которые он мог бы дать Фаэтону как доказательство, но от колесницы лучше отказаться.

«От одного воздержись, - что казнью должно называться,

Честью же - нет. Фаэтон, не дара, но казни ты просишь!»

Фаэтон не отступает, и Фебу ничего не остается делать:

Юношу все ж наконец, по возможности медля, родитель

К той колеснице ведет высокой - изделью Вулкана.

Ось золотая была, золотое и дышло, был обод

Вкруг колеса золотой, а спицы серебряны были.

Упряжь украсив коней, хризолиты и ряд самоцветов

Разных бросали лучи, отражая сияние Феба.

В колесницу запрягли коней:

«Вот крылатых меж тем, Пироя, Эоя, Флегона,

Этона также, солнца коней, пламеносное ржанье

Воздух наполнило...»

Кони полетели. Но они не почувствовали груза – слишком легкий был для них Фаэтон. Их понесло, а возница не знает, за какую вожжу дернуть, чтобы вернуть их на правильный путь. Вдруг Фаэтон видит созвездие Скорпиона – и от ужаса роняет вожжи.

Кони, потерявшие управление, то взмывают, то стремительно падают. На земле от этого гибнут города и народы, полыхают леса, извергаются вулканы, загораются реки... Богиня земли Гея обращается к Зевсу: помоги, прекрати это безобразие! Олимпиец поражает Фаэтона молнией.

Кони порвали упряжь, колесница раздроблена, Фаэтон падает в бездну. Его сжигают на костре наяды-геспериды, прах кладут в могилу и ставят могильный камень:

"Здесь погребен Фаэтон, колесницы отцовской возница;

Пусть ее не сдержал, но, дерзнув на великое, пал он".

Итак, дитя не слушает родителя, настаивает на своем и гибнет. Это – одна сторона легенды. Другая – он погиб, но он пытался сделать нечто, выходящее за рамки безопасного и привычного. И это заставляет уважать его поступок. (Такая двойственность сопровождает человека всю жизнь: жить спокойнее, когда все известно, а шаг в неизвестность может привести к неприятностям и даже к гибели.)

Рубенс, Падение Фаэтона, 1604 год, 125х159 см, Национальная галерея искусств, Вашингтон, США.

На картине Рубенса как раз тот момент, когда Зевс метнул молнию. Колесница развалилась, Фаэтон падает, кони смешались в кучу, упряжь порвана. Внизу пылающая Земля, на небе – кольца, которые (вероятно) изображают орбиты планет. Рядом с конями – стайка женщин с крыльями и без крыльев, раздетых полностью или частично.

В картине есть то, чего нет в мифе: существа женского рода и еще один конь, пятый. И если четыре коня падают, то пятый, белый, устремлен вверх, к солнцу.

Сохранился набросок, этюд, на котором минимальное количество персонажей: Фаэтон и четыре коня. Колесница объята пламенем, внизу – огонь, кони падают, переворачиваясь. (Между прочим, по легенде кони крылатые, на картине – бескрылые.)

Зачем Рубенс ввел новые фигуры – неизвестно. Казалось бы, отражен самый трагичный момент легенды. Что еще нужно было? Автор не оставил комментариев. Остается толькопредполагать, что изменения были внесены по просьбе заказчика: то ли ему полотно показалось не очень красочным, то ли скучноватым. И Рубенс меняет и цветовую гамму, и количество персонажей.

Рубенс, этюд  «Падение Фаэтона», Королевский музей изящных искусств, Брюссель, Бельгия

Всѐ стало ярче, краски буквально бьют в глаза. И еще одна особенность этой картины – вид конского зада, который расположен почти в геометрическом центре картины (да еще и хвост коня задран до неприличия).

Можно предположить, что заказчик не очень глубоко знал историю Фаэтона, ему просто хотелось, «чтобы было красиво».  Рубенс решил, что не грех сыграть на этом. Отсюда пятый конь и женские тела. А не совсем приличный вид конского зада как бы подчеркивает «уважение» художника к заказчику. (Если это похоже на правду, то понятно, что найти комментарий автора к картине просто невозможно, его никогда не было.)

Пожалуй, отсюда становится ясным и появление белого коня, который не падает, а наоборот – поднимается (особенность в изображении этого белого коня и в том, что он как бы скрыт, он с некоторым трудом просматривается на полотне). Это намек на путь самого Рубенса в Италии: ему не удалось повторить успех великих художников недалекого прошлого – Леонардо да Винчи, Микельанджело, Рафаэля и их сподвижников. Но Рубенс не упал, он поднимается вверх, он поднимается к успеху.

Финал мифа трагический: «дерзнув на великое, пал он». Но он дерзнул!

Художник как бы хочет донести до зрителя мысль: что бы тебе ни говорили – надо дерзать! Несмотря на опасности! Падения неизбежны, но - вперед и выше!

  

          

Кони на картине «Падение Фаэтона»

Фаэтон и его колесница

Женщины на картине «Падение Фаэтона»

Белый конь на картине «Падение Фаэтона»