Эос, Кефал, Прокрида. Боги, почему все так случилось?

Павсаний в "Описании Эллады" (книга 9, XIX) сообщает о том, что  Прокрида в дар от Артемиды получила собаку. Здесь же есть упоминание о тевмесской лисице, которая была грозой фиванцев и которую догоняла собака Прокриды. Предание говорит о том, что и пес, и лисица обратились в камень.

Прокрида - дочь Эрихтея, афинского царя, Артемида - богиня охоты, плодородия, женского целомудрия.

Овидий в 7 книге "Метаморфоз" устами Кефала рассказывает длинную, жестокую и странную историю своей жизни.

Начинается с того, что он жалуется на свое оружие - дротик, над которым он оплакивает свою жизнь. Кефал был женат на Прокриде, которую страстно любил. Но на второй месяц супружества случилось так, что его увидела   Аврора - Эос. Аврора тащит к себе  на небеса молодого супруга. А Кефал всеми фибрами души рвется к Прокриде: "В сердце Прокрида одна, на устах пребывала Прокрида."

Его любовь к молодой супруге была настолько сильной, что богиня Эос-Аврора не выдержала и вернула Кефала:

           " Неблагодарный,

            Жалобы брось и Прокридой владей! Но коль дух мой провидчив,

            Будешь об этом жалеть!"

Муки ревности терзают Кефала: осталась ли она верна ему? Подзуживаемый Авророй Кефал задумывает изменить внешность, проникнуть в свой дом и попытаться соблазнить свою жену под чужим ликом, образом.

Что он видит дома:

               " вины не показывал дом мой, -

              Он целомудрия полн, тосковал, что похищен хозяин."

Кефал пытается соблазнить свою жену, делает не одну попытку.  Наконец, предлагает ей отдаться за плату и

" Множа дары, наконец я принудил ее колебаться"

Что сделал Кефал: он открылся и обвинил свою супругу в измене. Прокрида бежала из своего дома, стала служить богине охоты Диане.

Кефал долго каялся в своем прегрешении, умолял о прощении - и Прокрида вернулась.  Оба были довольны своим новым соединением. Более того, Прокрида подарила Кефалу пса и дротик, и то, и другое она получила от Дианы. Пес был самым быстрым из всех псов, а дротик якобы никогда не упускал цели.

В те времена в окрестностях появляется дикий зверь, истребляющий скот и людей. Эту зверюгу никто не может поймать или убить: быстрый и хитрый, он перепрыгивает через сети, в которые его пытаются заманить.

Тогда Кефал спускает со сворки своего пса. Гонка, казалось, будет бесконечной, но в какой-то момент пес догоняет зверя - и оба они, пес и зверь превращаются в камень.

Кефал и Прокрида наслаждались супружеством, взаимной любовью. А волшебный дротик был добытчиком. Усталый Кефал отдавался отдыху, наслаждаясь нежным ветерком. Оказалось, что у него есть поэтический дар, он очеловечивал воздушный поток, разговаривал с ним, как с живым существом:

"Ты великое мне наслажденье! -

            Ей говорить я привык, - облегчаешь меня и лелеешь:

            Из-за тебя мне леса и пустынные милы приюты,

        820 Жадно устами твое постоянно вбираю дыханье!"

Рубенс, Кефал и Прокрида, 1636, 27х29 см, Прадо, Мадрид, 

Испания

в числе других (одна из 60 картин) украшала Охотничий замок Филиппа IѴ Испанского в окрестностях Мадрида. 

Эти речи кто-то услышал и донес до Прокриды. Теперь уже она, вся ревнивая,  устраивает сцену своему мужу. Кефал оправдывается. Но на следующий день он идет на охоту, опять где-то находит прохладу, опять шепчет те же речи. А Прокрида уже рядом, она все это слышит, потому что притаилась в кустах.

Кефал мечет дротик в то место, где увидел шевеленье, - и смертельно ранит Прокриду.

Так закончилась счастливая жизнь Кефала и Прокриды. И как бы произошло все по велению богов...

Рубенс. Вертумнус и Помона

«...какую чушь привыкли нести

мужчины в любовных беседах

и каких только дурачеств они

 ни совершают, лишь бы заставить

женщину уступить их вожделению»

Эразм Роттердамский «Похвала глупости»

«Вертумнус и Помона». Это не картина, это этюд. И очень жаль, что превращение этюда в картину не состоялось. (Может быть, что и картина существует, но она недоступна для обозрения.)

Причина сожаления в том, что этот этюд очень показателен: Рубенс буквально до последней точки следует литературной основе – «Метаморфозам» Овидия. Судите сами.

Рубенс, Вертумнус и Помона, 1636 год, 29х32 см, Прадо, Мадрид, Испания. Картина по этому эскизу должна была украсить (в числе прочих 60) Охотничий замок Филиппа IѴ Испанского в окрестностях Мадрида.

Герои картины – бог времен года и всяких перемен Вертумнус и фея плодородия Помона.

Вот как описывает Овидий Помону и Вертумнуса:

             «В те времена и Помона жила. Ни одна из латинских

            Гамадриад не блюла так усердно плодового сада

            И ни одна не заботилась так о древесном приплоде.

             Имя ее - от плодов. Ни рек, ни лесов не любила;

            Села любила она да с плодами обильными ветви.

            Правой рукою не дрот, но серп искривленный держала;

            Им подрезала она преизбыточность зелени или

           Рост укрощала усов; подрезала кору и вставляла

            Ветку в нее, чужеродному сок доставляя питомцу.

            Не допускала она, чтобы жаждой томились деревья.

            Вьющихся жадных корней водой орошала волокна.

            Тут и занятье и страсть, - никакого к Венере влеченья!»

(Гамадриады – нимфы, живущие в деревьях и умирающие вместе с ними)

Помона, что совершенно необычно для обитателей мифов, была совершенно безразлична к любви как таковой - никакого к Венере влеченья! Своего рода «синий чулок» в зеленом царстве.

Попутно следует отметить, что Овидий описывает процесс, хорошо знакомый садоводу: полив, подрезку крон, подрезку усов, прививки черенков на подвой.

За Помоной ухаживали многие, но безуспешно.

            «Однако же чувством любовным

            Превосходил их Вертумн. Но был он не более счастлив.

            Сколько он ей, - как у грубых жнецов полагается, - в кошах

            Спелых колосьев носил - и казался жнецом настоящим!

           Часто в повязке бывал из травы свежескошенной, словно

            Только что сам он косил иль ряды ворошил; а нередко

            С дышлом в могучей руке, - поклясться было бы можно,

            Что утомленных волов из плуга он только что выпряг.

            То подчищателем лоз, садоводом с серпом появлялся;

           То на стремянку влезал, как будто плоды собирая;

            Воином был он с мечом, с тростинкой бывал рыболовом.»

Вертумн перевоплощался, как только умел, но – безуспешно. Ни вид крестьянина, ни пастуха или пахаря, ни садовода, ни солдата – ничто не могло склонить Помону к домогателю.

И вот ему приходит в голову мысль, которая привела его к желаемой цели: он превращается в старушку.

                 «Раз, наконец, обвязав себе голову пестрой повязкой,

                 С палкой, согнувшись, покрыв себе голову волосом белым,

                 Облик старухи приняв, он в холеный сад проникает

                 И, подивившись плодам, говорит: "Вот сила так сила!"

                 И, похвалив, ей несколько дал поцелуев, - однако

                Так целовать никогда б старуха не стала!»

Заметим, что сначала Помона получила похвалу, а потом - несколько поцелуев! И не безвинных, а страстных!

Что было дальше:

             «Садится

             На бугорок и на ветви глядит с их грузом осенним.

            Рядом был вяз и на нем - лоза в налившихся гроздьях;

            Он одобряет их связь и жизнь совместную хвалит.»

Эта искусительница (или искуситель?) сначала ведет окольные разговоры: вести бесплодную жизнь – нехорошо, не по-божески.

           «Если бы ствол, - говорит, - холостым, без лозы, оставался,

            Кроме лишь зелени, нам ничем бы он не был приятен.

           Также и эта лоза, что покоится, связана с вязом,

            Если б безбрачной была, к земле приклоненной лежала б.

            Этого дерева ты не внимаешь, однако, примеру:

            Брачного ложа бежишь, ни с кем сочетаться не ищешь».

И говорит, что ее добиваются все боги в округе. А дальше – сватовство: старуха говорит, что Вертумн – лучший из всех, что он больше всех ее любит, и что именно его надо выбрать:

            «Не думай о свадьбах обычных,

            Другом постели своей Вертумна ты выбери. Смело

            Я поручусь за него, - затем, что себя он не знает

           Лучше, чем я. Не странствует он где придется по миру,

            Здесь он, и только, живет. Он не то что обычно другие, -

            Как увидал, так влюблен. Ты первым его и последним

            Пламенем будешь. Тебе он одной посвятит свои годы.

            Знай еще, что он юн, что его наградила природа

           Даром красы, хорошо подражает он образам разным...»

Помона остается непреклонной, она не дает никакой надежды якобы старушке. И тогда старушка рассказывает ей историю об Ифис, которая отвергла все ухаживания своего поклонника. Его страдания были настолько сильны, что он покончил счеты с жизнью: повесился в дверном проеме дома своей избранницы. Она пошла посмотреть на  похороны – и обратилась в камень.

После этих слов старушка преображается в прекрасного юношу, который скидывает с себя старушечьи одеяния:

            «Хочет он силою взять; но не надобно силы. Красою   

            Бога пленилась она и взаимную чувствует рану.»

Такой вот счастливый конец легенды. Но вернемся к картине.

Слева – спелые гроздья винограда, лоза которого вьется вокруг стоящего рядом дерева, черенок лопаты, справа сзади – нечто напоминающее грядки. Еще глубже и правее – галереи, невероятно похожие на современные теплицы. Помона сидит на бугорке, на котором сидела старушка (надо полагать, они сидели рядом),   «рядом был вяз и на нем - лоза в налившихся гроздьях», здесь же – побеги тыквы «с их грузом осенним».

Старушка  преобразилась в мужественного красавца, который пытается освободиться от одежды, напоминающей халат. Женщина – уже без одежды (на ней была только накидка), на ее левом плече нечто вроде полотенца.

Правая рука мужчины – на плече женщины. Похоже, что он хочет прижать ее к себе. Левая рука женщины упирается в грудь мужчины, в правой руке женщина держит серп -всё говорит о сопротивлении! Казалось бы, это прямая угроза – и нешуточная! Но обратите внимание, как она держит серп: нанести удар можно, но эффекта не будет – серп надо было бы развернуть на 180 градусов. Такое движение, скорее всего, означает, что она почти сдалась. Еще слегка посопротивляется, и серп вот-вот упадет.

Вертумнус победил, Помона сдалась. Рубенс донес до зрителя самый острый момент легенды – завоевание и капитуляцию!

P. S. Сюжет был довольно популярен, он занимает художников и до сих пор. 

Рубенс. Геро и Леандр: любовь, море и смерть.

Греция. Древняя Греция. Геллеспонт – пролив между Эгейским и Мраморным морем.  В самом узком месте пролива на противоположных берегах - города Сестос и Абидос. В те времена еще не было Константинополя, не было Стамбула. И эти города были как бы звеньями, связывающими Европу и Малую Азию. Кипела торговля, судоходство и страсти.

Проливы между Черным и Эгейским морями

Геллеспонт (Дарданелльский пролив)

Историю эту донес до нас Мусеус (Musaeus по прозвищу «Грамматик»). Жил он в Греции в 6 веке н.э., что было несколько ближе к описываемым в его сочинении событиям, чем наше с вами время.

Итак, когда-то в двух городах, расположенных на противоположных берегах пролива Геллеспонт, бывали праздники в честь богов, в том числе и Афродиты. На них съезжались и из Греции, и с Кипра, и из Ливана. Праздник – как и сейчас – место, где можно познакомиться, весело провести время с новыми знакомыми, ну и все такое.

Героиня этой истории по имени Геро жила в Сестосе, в башне на берегу моря. Она принесла обет служения Афродите и жила уединенно, только в обществе служанки. Она никогда не участвовала в сборищах сверстниц, никогда не бывала на праздниках. Так хотели ее родители и она сама.

Герой повести – Леандр – жил в Абидосе. И вот в честь Адониса и Афродиты в Сестосе готовится праздник. Геро впервые «выходит в свет». (Здесь в повествовании некоторый туман: она была одна или в сопровождении служанки?).

Что увидели молодые люди, когда Геро появилась на публике? «Геро ничего не хотела в жизни, кроме как быть жрицей Афродиты. Но ее лицо, напоминающее своей белизной Луну,  светилось  любовью.  Более того, говорят, что когда она шла, казалось, что она идет по лугу роз, а ее ноги летят даже не как у трех, а как у сотни граций. Многие  юноши готовы были именно ей принести себя в жертву без остатка, хотя они приехали на фестиваль  в Сестус принести жертвы богам. Ее совершенство, такое близкое, действовало на них гораздо сильнее, чем недоступная красота. И они думали, что никогда больше не увидят такой утонченности и прелести, хотя раньше  они могли видеть прекрасных женщин во многих городах,  а тем более в Спарте, острове таких восхитительных женщин, как Елена Прекрасная.»(Мусеус).

Молодежь проглотила языки. «Ослепленные красотой Геро многие юноши теряли дар речи. Они говорили, что готовы немедленно умереть, если они смогут первыми провести ночь с Геро, или они готовы жениться на ней даже ценой бессмертия, или что  им никогда не надоест созерцать ее. Но, как всегда, кто-то молчит, а кто-то делает. Леандр, любовь которого прогнала все страхи, подошел к Геро с безмолвными жестами. Вот так часто приходит любовь. Пока слова приходят (а приходят они слишком медленно),  красота находит свой путь к душе. Как говорится, через глаза. Так и здесь: Геро и Леандр соединили руки прежде, чем они произнесли хотя бы слово.»(Мусеус)

Куда идти? Леандр привел ее в храм любви, в храм Афродиты и стал умолять отдаться. Он говорил, что она для него теперь богиня, что она для него звезда, ярче которой нет на небе. Геро молчала, но как бы впитывала его страсть. И ее сердце вспыхнуло, и она ему сказала: «Незнакомец, твои слова могут возбудить камень!»

Она сказала Леандру, что они не могут  пожениться, даже если бы захотели: родители против брака с чужестранцем. Тогда Леандр сказал, что он будет приплывать к ней из Абидоса. Только чтобы она зажгла ему фонарь, чтобы он мог найти к ней дорогу.

Они стали любовниками. Они проводили вместе бессонные ночи, а поутру он возвращался в Абидос. И оба с нетерпением ждали темноты, чтобы насладиться друг другом. «В сумерках Леандр бродил по берегу, ожидая сигнала, и когда смеркалось и наступала ночь, Геро зажигала лампу на башне.  И он загорался, когда видел горящий фонарь, и чувствовал, что Афродита, рожденная в море, защищает его, и он бросался голый в море. Разрезая волны, Леандр был сам себе кораблем, гребцом, свитой, сверяя свой курс по фонарю, который  Геро  загораживала от ветра своим плащом.» (Мусеус).

Все было хорошо, пока было тепло. Когда пришла зима, море стало холодным и бурным, и даже мореходы вытянули свои корабли на берег. Леандр продолжал плавать к своей возлюбленной. Но однажды он оказался в центре бури, а порыв ветра задул фонарь на башне Геро. И Леандр не смог доплыть до заветного берега. Его тело волны выбросили к подножью башни. И когда Геро увидела его, израненного скалами, она бросилась с башни в море.

Легенда о влюбленных была очень популярна. В  Абидосе во 2 веке н.э. выпустили монету с изображением свидания влюбленных. Поэты и прозаики всех времен посвящали Геро и Леандру своипроизведения. Художники не один раз рисовали сцены из жизни молодых любовников: свидания, расставания, смерть.

Монета из Абидоса, 2 в н.э.

На картине Питера Пауля Рубенса мертвенно бледного  Леандра выносят на берег  нереиды, обитательницы морей. Они уже почти остановили бурю, схватку ветров северного с южным и восточного с западным, на небе появилось  окно, освещенное луной. Они влекут его к берегу, подальше от чудовища с огромной пастью. Они пытаются остановить водяные валы, им это удается – и пучина становится как бы колыбелью для погибшего. Они  вытягивают несчастного на берег, а Геро уже падает со своей башни, как бы летит на последнюю встречу со своим возлюбленным.

Почему Афродита, богиня любви, не уберегла влюбленных от такой  участи? Может быть, потому, что (как пишет Мусеус) «это была свадьба без танцев, постель без гимнов, что Гера, покровительница брака, не была умилостивлена, что родители не славили Гименея, иными словами, не были выполнены необходимые обряды». Но несмотря ни на что, образ пламенно влюбленных живет в памяти людей вот уже несколько тысячелетий. 

Рубенс, Геро и Леандр, 1605 год, 128х217 см, Галерея старых мастеров, Дрезден, Германия.

  

Рубенс Питер Пауль, Геро и Леандр, 
фрагмент "Мертвый Леандр"

Рубенс Питер Пауль, Геро и Леандр, 
фрагмент "Нереида останавливает водяной вал"

Рубенс Питер Пауль, Геро и Леандр, 
фрагмент "Морское чудище"

 Рубенс Питер Пауль, Геро и Леандр, 
фрагмент "Геро бросается в море"

P.S. Не все абсолютно верили  легенде. Одно из сомнений – возможность переплыть этот пролив. Как пишет Броневский В.Г. в своих «Записках» (БРОНЕВСКИЙ В. Г. ЗАПИСКИ МОРСКОГО ОФИЦЕРА, часть третья. 1807 год.)«Дарданелльский (смотри карту Дарданелльского пролива), в древности - Геллеспонтский пролив, получил свое название от царя Дардана, построившего на нем город своего имени (ныне малые Дарданеллы). Невозможно поверить, чтобы на таком течении, которое иногда бывает по 6 миль (10,5 верст, верста – 1 км 66 м) в час, мог Ксеркс утвердить чрез пролив мост; по сей же причине еще менее вероятна прекрасная история Геро и Леандра.»

Но оказалось, что можно преодолеть пролив вплавь. Спустя три года после этих заметок, в 1810 году лорд Джордж Гордон Байрон переплыл это место на Геллеспонте. Из Сестуса в Абидос он плыл один час десять минути написал по этому поводу такое стихотворение:

СТИХИ, НАПИСАННЫЕ ПОСЛЕ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ ВПЛАВЬ ДАРДАНЕЛЛ МЕЖДУ СЕСТОСОМ И АБИДОСОМ

                      Леандр, влюбленный эллин смелый,

                      О девы, всем известен вам:

                      Переплывал он Дарданеллы

                      Не раз наперекор волнам.

                         Декабрьской ночью, в час бурливый,

                         Он к Геро на свиданье плыл,

                         Пересекая ширь пролива, -

                         О, их удел печален был!

                      Я плыл под ярким солнцем мая;

                      Сын века хилого, я горд,

                      Устало тело простирая:

                      Какой поставил я рекорд!

                         Леандр, как говорит преданье,

                         Во тьме декабрьской ночи плыл,

                         Ища любви и обладанья;

                         Меня ж толкал тщеславья пыл.

                      Пришлось обоим нам несладко,

                      И гнев богов нас поразил;

                      Он - утонул, я - лихорадку

                      В воде холодной захватил.

                      9 мая 1810

Рубенс. Каллисто, Юпитер и Диана. В чем вина Каллисто?

 Юпитер – главный из богов-олимпийцев, между прочим, женатый на Юноне, парит над своими владениями. И вдруг  его – громовержца - как будто пронзает молния:

           « ... вот поражен...  

            Девушкой, встреченной им, - и огонь разгорается в жилах.» (здесь и далее – цитаты из «Метаморфоз» Овидия).

 Эта девица - нимфа Каллисто из свиты Дианы – богини охоты.  

           « Не занималась она чесанием шерсти для тканей.

            Разнообразить своей не умела прически. Одежду

            Пряжка держала на ней, а волосы - белая повязь.»

Такая простушка, без претензий. Но очень ленивая! Что в ней нашел Юпитер?

          

            «Девушка в рощу вошла, что порублена век не бывала.

            Скинула тотчас колчан с плеча и лук отложила

            Гибкий, сама же легла на травою покрытую землю;

            Так, свой расписанный тул подложив под затылок, дремала.

            Только Юпитер узрел отдыхавшую, вовсе без стража...»

Даже Юпитер предпочитал легкую добычу: без охраны.  

            «"Эту проделку жена не узнает, наверно, - промолвил, -

            Если ж узнает, то пусть! Это ль ругани женской не стоит?"»

Логика настоящего бога: миг с молодушкой стоит небольшого семейного скандала!

            «Вмиг одеяние он и лицо принимает Дианы

            И говорит: «Не одна ль ты из спутниц моих?»» ...

(Юпитер менял свою внешность не один раз, для него это было проще пареной репы.)  

Вопрос мнимой Дианы «Не одна ль ты из спутниц моих?» не удивил Каллисто – и это удивительно! Неужели у Дианы был настолько сильный склероз, что она не помнила своих нимф и регулярно спрашивала «Не одна ль ты из спутниц моих?»?

            «И дева с лужайки

            Встала. "Привет, - говорит, - божеству, что в моем рассужденьи

            Больше Юпитера, пусть хоть услышит!" Смеется Юпитер,

            Рад, что себе самому предпочтен, и дарит поцелуи;

            Он неумерен, не так другие целуются девы".»

Рубенс изобразил момент, если можно так выразиться, сближения: Юпитер на подступах. Обнаженная нимфа еще сидит, опираясь на колчан со стрелами, на ее лице – какое-то недоверие. А Юпитер как бы нависает над ней (чуть поодаль – орел, символ Юпитера).

Она принимает его поцелуи, потому что думает, что перед ним Диана. (Но из этого же следует, что она целовалась с Дианой и с другими девами – и неоднократно, для нее это было привычно. Что бы это могло значить?)

Есть одна деталь в этом рассказе, которая не вяжется с представлениями о Диане и ее свите: нимфа как бы не должна гулять в одиночку, не должна охотиться в одиночку. Почему вдруг Каллисто приспичило оторваться от массы? За каким лешим ее понесло в другой лес?

Рубенс, Юпитер и Каллисто,1611год, 202х305 см, Staatliche Kunstsammlungen, Kassel, Germany.

            «В лес направлялась какой рассказать готовую деву

            Стиснул в объятиях он, - и себя объявил не безвинно.»

Каллисто хотела  ответить на вопрос,  но не успела: Юпитер ее начал тискать, а потом - вот очень интересный оборот! - «себя объявил небезвинно». Иначе говоря, его подлая мужская сущность выдала его с головой!

            «Сопротивляясь, она - насколько женщина может -

            С ним вступает в борьбу, но Юпитера дева какая...

            Может осилить...? »

Прощай, невинность! А что соблазнитель (если не сказать – насильник)?

            «Победитель Юпитер

            Взмыл в небеса.»

Что называется, ни «спасибо», ни «до свидания»! Каллисто чувствует себя раздавленной, опустошенной, она обесчещена:

             «Опостылел ей лес - достоверный свидетель, -

              Чуть не забыла она, удаляясь оттуда, колчан свой

              Взять и стрелы, и лук, на ветку повешенный рядом.»

Но жизнь  продолжается, она  охотится, как прежде. Встречает своих подруг, Диану:

            «Вот с хороводом своим Диктинна по высям Менала

            Шествуя, диких зверей удачным горда убиеньем,

            Видит ее и, увидев, зовет; но в испуге сначала

            Та убегает, боясь, не Юпитер ли вновь перед нею.»

(«Диктинна по высям Менала шествуя» – Диана проходит по горному хребту Менал в Греции.)

Диана зовет нимфу, а Каллисто вся перепугана, боится снова оказаться наедине с Юпитером:

            «Но, увидав, что идут с ней вместе и нимфы, решила

            Дева, что козней тут нет, и к легкой толпе их примкнула.

            Как преступленья - увы! - лицом не выказать трудно!

            Очи едва подняла, пошла, но не рядом с богиней,

            Как то бывало; теперь из целого строя не первой.»

 Видимо, Каллисто за какие-то заслуги занимала высокое место среди нимф.

            «Молча идет и свое выдает поруганье румянцем.

            Девой когда б не была, могла бы по тысяче знаков

            Видеть Диана вину; говорят, и увидели нимфы!»

«Девой когда б не была, могла бы по тысяче знаков видеть Диана вину» - Диана была девственницей, поэтому она не смогла увидеть грех Каллисто. Но что интересно: «увидели нимфы»! Значит, нимфы не сохраняли себя! А как же их обеты девственности?

           « Лунные в небе рога возникали уж кругом девятым,

            Как, от охоты устав, истомленная пламенем брата,

            В свежую рощу придя, откуда струился с журчаньем

            Светлый ручей и катил волною песок перетертый,

            Местность одобрив, к воде стопою она прикоснулась

            И, похваливши ручей, - "Далеко, - говорит, - соглядатай

            Всякий; нагие тела струею бегущей омоем!"

            ... Все сняли одежды...»

( «Лунные в небе рога возникали уж кругом девятым» - прошло 9 месяцев со дня падения Каллисто.

«истомленная пламенем брата» - пламя брата – это лучи солнца, олицетворением которого является Феб - Аполлон, брат Дианы. Сама Диана – олицетворение луны, поэтому в ее диадеме есть луна. Иными словами, Диана перегрелась на солнце.)

За 9 месяцев только раз обмыться в чистом ручье? Представьте себе, как вся эта толпа почти год носится по лесу немытая!

      

Рубенс, Диана и Каллисто, 1638 год, 202х3232 см, Прадо, Мадрид, Испания

Черная нимфа –  Келено, крайняя справа Майя.  

На картине Рубенса «Диана и Каллисто» - купание Дианы и ее свиты. Ручей слева, Диана только что вышла из воды, ее отирает Келено (в переводе с греческого – мрак, темнота). Все уже выкупались, а Каллисто оттягивала до последнего свое разоблачение, и вся голая команда  помогает ей снять хитон. Каллисто потупилась, еще секунда – и ее грех обнажится. Две нимфы раздевают ее, еще три наблюдают за этим (видимо, в предвкушении чего-то необычного). 

А справа  еще одна, Майя (в переводе с греческого – кормилица), которая смотрит на все это с состраданием, сочувствием.  По легенде она выкормила сына Каллисто. Она тоже понесла от Зевса, ее сын – Гермес. Очень может быть, что Майя кормила своим молоком одновременно сына Каллисто и своего сына Гермеса.

Остальных  назвать невозможно, потому что общее число нимф 19, а показано только 8, включая Каллисто. Все они были любовницами Юпитера и рожали от него детей.

Рубенс, Диана и Каллисто, 1638 год, фрагмент "Диана"

            «...Медлит она лишь одна. Со смутившейся платье снимают.

            Только лишь спало оно, наготою был грех обнаружен.

            Остолбеневшей, закрыть пытавшейся лоно руками, -

            "Прочь, - сказала, - иди, родника не скверни мне святого!" -

            Кинтия и отойти от своих приказала ей спутниц.»

Заметим, что нимфа с животом до самого последнего месяца беременности бегала по горам вместе со всеми, охотилась – и ни разу не попалась на глаза Диане! Может быть, ее покрывали товарки, прятали в толпе?

Грех обнаружен. Диана прогнала Каллисто из своей свиты, лишила ее своего покровительства. Кончилось это печально: ревнивая Юнона не хотела повторения связи своего супруга Зевса с нимфой. Она обратила Каллисто в медведицу, которую спустя почти пятнадцать лет чуть не убил ее собственный сын.

А вся вина несчастной нимфы – она понравилась властителю мира...

Нимфы разоблачают Каллисто (в центре).

                       

 Нимфа Келено

  

                                                                         

 Нимфа Майя

Рубенс, Диана и Каллисто, 1638 год, фрагменты

P.S. Если сравнить обе картины, то бросается в глаза различие в изображении тел: Юпитер и Каллисто выглядят как юноши с подрисованной грудью и прической. Как будто  нарисованы женщины, но выглядят слишком по мужски. Это наводит на мысль, что  картина написана не Рубенсом. Скорее всего, это полотно написал кто-то из его учеников по его замыслу. Может быть, Рубенс сделал набросок, этюд, а потом по готовой картине прошелся своей кистью, но не более того.