Венера влюбилась!
Да еще как! Бросила все:
«Смертным пленясь, покидает она побережье
Киферы.
Ей не
любезен и Паф, опоясанный морем открытым,
Рыбой обильнейший Книд, Амафунт, чреватый
металлом...»
Мотается за своим
возлюбленным:
«На небо тоже нейдет; предпочтен
даже небу Адонис.
С ним она всюду, где он.»
Носится с ним везде,
вместе с ним охотится:
«С ним по горам и лесам, по скалам
блуждает заросшим...
Псов натравляет сама...»
Даже облик свой
изменила – одевается, как богиня охоты Диана:
«С голым коленом, подол подпоясав
по чину Дианы»
Надо отметить,
что охотились они (Венера и Адонис) на дичь,
которая убегала, а не нападала. Эта деталь характеризует нашего героя – он не
настолько храбр и силен, чтобы связываться с хищниками. Юноша скорее изнежен,
чем мужествен.
Венера его
наставляет:
"Быть храбрым с бегущими должно,
-
Юноше так говорит, - а со смелыми смелость
опасна.
Юноша,
дерзок не будь, над моей ты погибелью сжалься!
Не нападай на зверей, от природы
снабженных оружьем...
Молнии в желтых клыках у жестоких
таятся кабанов,
Грозно бросается в бой лев желтый с
великою злостью...
Их ты, о мой дорогой, а с ними и
прочих животных,
Не обращающих тыл, но грудь
выставляющих в битве,
Всех избегай.»
Ей не нужна сила,
мужественность, храбрость. Ей нужна красота, любовь, ласка:
«... тенью своей приглашает нас
тополь соседний;
Ложе нам стелет трава. Прилечь хочу
я с тобою
Здесь, на земле!" И легла, к
траве и к нему прижимаясь.
И, прислонившись к нему, на груди
головою покоясь...»
Адонис безразличен:
не он добивается, его добиваются. И действий у него никаких. Он и присутствует,
и как бы его нет: ни слова, ни полслова.
Эта странность была подмечена Вильямом Шекспиром. В его истории Адонис хоть
что-то говорит, но делает...
«Едва лишь солнце, лик явив
багряный,
С зарею плачущей простилось
вновь,
Охотиться Адонис стал
румяный:
Любил он травлю, презирал
любовь.
Его, спеша, Венера
настигает,
Как волокита дерзкий,
обольщает
И говорит: «О, лучший цвет
полей,
Меня прекрасней втрое,
несравненный,
Румяней роз, белее голубей,
Укор для нимф, прелестней
плоти тленной;
Природа предрекла, создав
тебя:
Лишь ты умрешь, погибнет
мир, любя.»»
Это – словесное
вступление. А дальше – Венера переходит в атаку:
«Тут, влажной завладев его рукою,
Сил воплощеньем жизненных,
она
Целебной для богинь росой
земною
Ее зовет, дрожа,
возбуждена.
Желанье множит силы
опьянелой:
Его с коня она срывает смело.
В одной руке ее была узда,
И привлекала юношу
другая...»
Требуется
некоторое пояснение к словам «Целебной для богинь росой земною ее зовет...»: влажность
руки (по понятиям тех еще времен) знаменовала обилие жизненных сил. «Желанье
множит силы опьянелой» - Венера опьянела от чувств.
Что делает
Адонис?
«Краснеет он с досады и
стыда,
К такой игре охоты не
питая.»
Ни в легенде, ни
у Шекспира нет намека на то, что Адонис был любовником какого-либо мужа (или
наоборот). Просто – он холоден:
«Она, как уголь пламенный,
красна,
Он красен от стыда, но
кровь хладна.»
А Венера идет
напролом:
«На сук обломанный вмиг
намотала
Венера повод (как любовь
спешит!);
Привязан конь; она
стараться стала
Связать и всадника, что с
ног уж сбит,
Как бы сама хотела быть им
сбитой»
И вот, она
добилась своего:
«Лишь он упал, простерлась и
она;
Им были локти, бедра их
опорой;
Вот треплет по щеке его,
нежна;
Он хмурится, браниться
стал, но скоро
Ему смыкает поцелуй уста:
"Браниться будешь, не
откроешь рта".»
Она просто
ненасытна:
«Как перья птицы, мясо
клювом рвет
Терзаемая голодом орлица
И, поглощая все, крылами
бьет,
Пока не стихнет голод или
птица, -
Так лоб она целует, щеки,
бровь,
И, только кончит, начинает
вновь.»
И вновь
продолжается бой:
«Так в зной не жаждал
путник свежих вод,
Как жаждала она своей
услады:
Спасенье видит, но его
неймет;
Пылает вся среди речной
прохлады.
"О, сжалься, -
восклицает, - мальчик злой!»
Адониса не
расшевелить. Она снова докучает ему:
«Иль стыдно целовать?
Зажмурься снова,
И я зажмурюсь, - станет
ночь тотчас:
Двоих лишь услаждать любовь
готова;
Играй же смело,- не увидят
нас...»
Адонис устал, он
хочет уйти. Венера бросает ему упрек:
«Нет, ты не муж, хоть
мужествен на вид:
Муж и без просьбы ласками
дарит».
И вновь она
пытается его соблазнить своими прелестями:
«Я - сад, ты - мой олень;
ищи услады
Где хочешь, - на горе и под
горой.
Когда ж холмы тебя не
утоляют,
Спустись туда, где родники
пленяют.
В пределах этих мало ли
услад?
Прелестный дол, высокая
равнина,
Холмы округлые, а в дождь и
в град
Тебя укроет в зарослях
ложбина.»
Адонис никак не загорается:
«Уходит время, прочь
стремится милый,
Из рук ее он рвется, как из
пут.
"О, сжалься!
Приласкай!" - она взывает;
Но, вырвавшись, к коню он
убегает.»
Адонис уходит,
Венера улетает. На Адониса нападает кабан, ранит его. Венера спешит назад, но
поздно.
«Венера взглянет - бледен
милый рот;
Руки коснется - та
похолодела;
И на ухо шептать ему
начнет,
Как будто внемлет скорбной
речи тело;
Она поднимет веки милых
глаз:
Там - две звезды, чей свет,
увы, погас!
Два зеркала, в которые
Венере
Глядеться приводилось
столько раз,
Утратив дар, им сродный в
высшей мере,
Не отражают ничего сейчас!
"О диво! - молвит. -
Этот мир ужасен;
Ты умер в нем, а день, как
прежде, ясен.»
Смерть Адониса
выглядит несколько иначе в «Метаморфозах» Овидия:
Тут из берлоги как раз, обнаружив добычу по
следу,
Вепря выгнали псы, и готового из
лесу выйти
Зверя ударом косым уязвил сын юный
Кинира.
Вепрь охотничий дрот с клыка
стряхает кривого,
Красный от крови его. Бегущего в
страхе - спастись бы! -
Гонит свирепый кабан. И всадил целиком ему
бивни
В пах и на желтый песок простер
обреченного смерти!
Венера, которая
еще была в полете, возвращается:
С упряжью легкой меж тем,
поднебесьем несясь, Киферея
Не долетела еще на крылах лебединых
до Кипра,
Как услыхала вдали умиравшего стоны
и белых
Птиц
повернула назад.
Она в горе –
любимого больше нет в живых:
С высот увидала эфирных:
Он бездыханен лежит, простертый и
окровавленный.
Спрянула и начала себе волосы рвать
и одежду,
Не заслужившими мук руками в грудь
ударяла,
Судьбам упреки глася, -
Она обращается к
царице подземного царства Персефоне:
«Но не все подчиняется в мире
Вашим
правам, - говорит, - останется памятник вечный
Слез, Адонис, моих; твоей
повторенье кончины
Изобразит, что ни год, мой плач над
тобой неутешный!»
Рубенс, Венера и
Адонис, 1614, 83x91 см, Эрмитаж, Петербург, Россия
На картине
Рубенса – расставание. Адонис пытается уйти. Венера обхватила его за шею, сцепила руки.
Амур тоже против: виснет на Адонисе, ноги Амура болтаются в воздухе. Адонис
пытается снять с себя руку Венеры (такое
впечатление, что колесница служила им ложем, и Адонис, пытаясь уйти, буквально
на себе вытянул Венеру из колесницы).
(Рядом с Адонисом
– собаки: две борзые, а третья, которая угрожающе смотрит с полотна – вероятно,
гончая Тальбота; этой породы уже нет.)
Рубенс, Венера и Адонис, фрагмент "Гончая Тальбота"
Рубенс, Венера
оплакивает смерть Адониса (Венера, Купидон и три грации), 1614, 212x325 см, музей
Израиля, Иерусалим
На полотне
Рубенса «Венера оплакивает смерть Адониса» Венера сидит в изголовьи. Купидон
в отчаянии снимает с себя колчан со стрелами. На черном фоне проступает зловещая
морда не то медведя, не то волка (слева от фигуры Венеры). Венера разговаривает
со своим возлюбленным, как с живым: «Кровь же твоя обратится в цветок».
И здесь
происходит чудо:
«Тут отрок, что пред ней
лежал убитый,
Как легкий пар, растаял и
пропал;
Из капель крови, на землю
пролитой,
Возник цветок, лилейно бел
и ал,
Ланиты бледные напоминая,
Чью белизну кропила кровь,
пятная.» (Шекспир, «Венера и Адонис»)
Вот этот цветок
«адонис» (или горицвет) - память о любви богини к смертному.
(Может быть, во
времена Шекспира адонис выглядел по-другому. А может быть, поэт пожертвовал
прозой жизни во имя поэзии.)
