Рубенс. Портрет Шарля де Лонгваля. Виктория или Конфузия?

В Государственном Эрмитаже есть странная картина – портрет Шарля де Лонгваля. У нее, по крайней мере, две странности: первая – очень много аллегорических фигур, вторая – есть описание их значения.

Р

Рубенс, Портрет Шарля де Лонгваля, 1621 год, 62х50 см, Государственный Эрмитаж. Россия

Шарль Бонавентура де Лонгевиль, граф де Бюкуа  родился в 1571 году. В юношеском  возрасте он начал служить испанской короне,  26 лет он был уже полковником, впоследствии он командовал артиллерией в войсках маркиза Амброзио Спинолы.

 На портрете (строго говоря, это только этюд к портрету) Лонгевиль изображен с шарфом командующего через плечо, маршальским жезлом в руке и с подвешенным на ленте орденом Золотого Руна, который он получил в 1613 году (в знак   особых заслуг перед испанской короной его орден по наследству передавался его сыну).

Портретный овал - венок из лавровых и дубовых листьев символизирует военные и гражданские заслуги.

Справа - Геракл с палицей, олицетворение Силы, попирает ногами фигуру Раздора, со змеями вместо волос, и семиглавую гидру Зависти (или Вражды). Рядом с ним – Виктория с трофеями.

                        

 Рубенс, Портрет Шарля де Лонгваля, 1621 год, фрагмент "Геракл"

Рубенс, Портрет Шарля де Лонгваля, 1621 год, фрагмент "Виктория с трофеем"

За Гераклом - крылатая фигура Согласия, в левой руке которой – штандарт с изображением рукопожатия внутри лаврового венка. В правой руке - земной шар, который Согласие передает империи (орел - эмблема Священной Римской империи).

Рубенс, Портрет Шарля де Лонгваля, 1621 год, фрагмент "Согласие, гении религии и церкви"

Гении церкви и религии с крестом и чашей увенчивают орла лавровым венком. В руке левого – чаша для причастия, в руке правого – католический «папский» крест (с тремя горизонтальными перекладинами).

Слева от портретного овала - фигура скорбящей Безопасности. Она держит копье, на которое насажены рыцарские доспехи – щит, шлем, латы, меч, дротик. Очень похоже, что это и символ потерь.

 

Рубенс,  Портрет  Шарля де Лонгваля, 1621 год, фрагмент "Скорбящая Безопасность"

За ней - еще одна крылатая фигура, в шлеме, протягивает орлу пальмовую ветвь мира. Скорее всего, это - Воинская Доблесть.

Рубенс, Портрет Шарля де Лонгваля, 1621 год,

фрагмент "Виктория"

В нижней части обрамления, в центре, - алтарь, к которому прислонены два опущенных вниз и скрещенных факела - символ траура. На алтаре в фигурной рамке - место для посвятительной надписи, а над алтарем - щиток для герба.

Рубенс, Портрет Шарля де Лонгваля, 1621 год,

фрагмент  "Скрещенные факелы под алтарем"

Слева и справа от алтаря - связанные мужские и женские фигуры, олицетворяющие покоренные реки (между ними - урна с льющейся водой) и города (женская фигура в градской короне); позади них - символы порабощения: ярмо, оковы, кнуты.

     

Рубенс, Портрет Шарля де Лонгваля, 1621 год, фрагмент "Покоренные реки"

Рубенс, Портрет Шарля де Лонгваля, 1621 год, фрагмент "Покоренные города"

Видимо, кроме этого этюда, существовал и портрет, с которого Лукас Ворстерман в 1621 г. сделал гравюру. На гравюре видны хорошо проработанные детали, которые только намечены в этюде (оригинал картины недоступен для обозрения). В частности, на алтаре, действительно, есть посвятительная надпись и над алтарем – герб графа.

 Такое обилие аллегорических фигур у Рубенса можно увидеть разве что в галерее Марии Медичи и на парадных арках, которые сооружались в честь прибытия в Антверпен царственных особ.

Чем была вызвана необходимость именно в таком исполнении? Что заставило Рубенса сделать портрет со столь неоднозначными намеками на личность графа? С одной стороны – как бы признание заслуг военачальника, покорителя стран. С другой – покоренные реки, покоренные города, орудия порабощения. С одной стороны – восхваление победителя, с другой – страдание и траур по погибшим. С одной стороны – чествование воителя за христианство, с другой – плачущая безопасность. С одной стороны – удачливый военачальник (его благословляет Воинская доблесть), с другой – миротворец (рядом с ним Согласие). А что символизирует Геракл со своей дубиной? Не иначе, как подавление сопротивления всей мощью имперской армии.

Одна фигура – Виктория с трофеями – выглядит особенно странно в этом параде Славы: она в тени, без крыльев, трофеи показаны как-то невнятно (знамя, щит, стрелы). В этом можно усмотреть намек на то, что нечем особо хвастаться.

 Гравюра Ворстермана по картине Рубенса «Портрет графа Шарля де Лонгваля», Эрмитаж, Санкт-Петербург, Россия

При всей усложненности этот портрет нельзя назвать парадным из-за ордена Золотого Руна. Дело в том, что на графе этот орден висит на ленте, тогда как в парадных случаях предписывалось носить его на специальной цепи, тяжелой и драгоценной.   

                          

Лонгваль был тесно связан с правителем Нидерландов эрцгерцогом Альбертом, который при необходимости поддерживал его живой силой для сражений. В 1620 году граф одержал несколько побед, очень важных для Священной Римской империи.

Возможно, что тогда, на вершине славы, граф посетил эрцгерцога Альберта в Брюсселе и эрцгерцог заказал Рубенсу портрет графа, как бы в знак благодарности за военные подвиги. И  именно в таком виде: завоевание, подавление, победы, триумф, слава военная, слава христианская.

Лонгваль прошел долгий путь, не всегда успешный, не всегда победный. Но его заслуги перед габсбургской короной были настолько велики, что император Священной Римской империи Фердинанд П в 1620 году подарил ему несколько поместий в Чехии (эти земли находились в собственности семейства Лонгваля до 1945 года).

Командующий имперскими войсками Лонгваль пал при штурме крепости Нейзоль в Венгрии 3 июля 1621 г.. Его тело вынес с поля боя один из его командиров.

Обычная для художников практика – набросок показывают заказчику. Вероятно, Рубенс описал для эрцгерцога значение каждой фигуры. И Альберт удовлетворился явной стороной описания, не подозревая того, что изображение может нести неявный, совершенно противоположный видимости смысл.  Необычная манера исполнения портрета скрыла тайные мысли художника.

Вот таким образом кажущаяся Виктория на самом деле является Конфузией: неисчислимые бедствия для всех, затронутых тридцатилетней войной, одним из главных героев которой был Шарль де Лонгваль.


 PS Не исключено, что для Рубенса этот портрет был как бы прологом к галерее Марии Медичи.      

Рубенс. Портрет Ортелиуса. Кому нужны географы и картографы?

«Назад, в пампасы!» - кричал один из литературных героев. И чтобы узнать, где эти пампасы находятся, любопытные берут атлас или учебник географии. Так просто! Еще проще открыть интернет, задать вопрос – и для вас откроются все тайны этого зовущего слова.

Кто для нас все это сделал, кто подготовил материал, кто начертил карты, кто обозначил на них все, что есть на Земле? Географы и картографы. Географы ползали по просторам прерий, саванн и пампасов, бороздили моря и океаны, взбирались на горы, шли к истокам рек и вычерчивали все это в своих дневниках.  А  потом картографы чертили карты.

География нужна была прежде всего правителям и завоевателям: куда направить войска и обозы, далеко ли до цели, какие препятствия есть на пути (горы, реки, пустыни, болота), что можно добыть в местах, которые вознамерился покорить правитель, где проходят границы своего и чужого?

История картографии – такая же бездонная, как океан. Неисчислимое количество путешественников и экспедиций преследовали одну цель – точность. Полнота и точность.
Попытки отобразить объемный мир в плоскости известны приблизительно с 6 века до нашей эры. Древние вавилоняне на глиняной табличке начертили вид Земли так, как они себе это представляли. Довольно сложно непосвященному человеку понять, где и что. Тем более, что и текст могут прочитать только специалисты.

Известна карта Анаксимандра, греческого философа из Милета, который оставил свою карту мира, где центром было Эгейское море, а вокруг Греции и прилегающих к ней Европы, Азии и Ливии был океан.

Карта мира Анаксимандра

За 150 лет до новой эры появляется карта Посейдона, греческого философа, на которой можно увидеть Нил, Африку, Европу до выхода в Атлантический океан, Черное море, Азовское море, страну гипербореев. Азия обозначена на восточном крае весьма приблизительно, Америк нет вообще.

Карта мира Посейдона.

Первый глобус появляется в 1492 году. На его каркас наклеена напечатанная карта мира! На нем еще нет Америки, Колумб откроет ее только через год.

Первый глобус.

В 1507 году появляется карта мира Иоганна Рейша (Johannes Ruysch), которая была сделана в проекции Птолемея. В ней были зафиксированы открытия Христофора Колумба и Марко Поло.

Карта Иоганна Рейша.

В 1570 году в свет выходит первый атлас мира Theatrum Orbis Terrarum (Theatre of the World). Его составил Абрахам Ортелиус (1527-1598). Уроженец Антверпена, воспитанник своего дяди Якоба ван Метерена – первого издателя Библии на английском языке - стал географом и картографом. Он много путешествовал по Европе, Англии, Ирландии. Начало его карьеры относится к 1547 году, когда он в качестве иллюстратора карт был зачислен в Антверпенскую Гильдию Святого Луки (эта гильдия объединяла живописцев и других художников Нидерландов).

Рубенс. Портрет Абрахама Ортелиуса. 1633 год.

Музей Платин-Морет, Антверпен, Бельгия

Карта мира, составленная Ортелиусом.

В 1554 году он встретил Герарда Меркатора (известен тем, что создал свою проекцию карт, получившую его имя), с которым путешествовал по Европе и благодаря которому он начал свою биографию ученого-географа. В 1575 году он был зачислен придворным картографом испанского короля Филиппа Второго.

Герард Меркатор

В первом атласе мира (который до сих пор считается современным!) были собраны унифицированные (выполненные в одной проекции) известные к тому времени карты. У каждой было текстовое пояснение, все они были специально для этой книги награвированы на меди.  Многие карты были основаны на источниках, которые уже к тому времени были редкими.

Ортелис до самой смерти совершенствовал свой атлас, изменяя и дополняя его новыми сведениями. В тридцать первом издании атласа (1612 год) было 183 описания и 167 карт.
Ортелис известен еще и тем, что он первый высказал догадку, что все континенты составляли одно целое прежде, чем они разделились на Америку, Евразию, Австралию.

На портрете Ортелиса работы Рубенса пожилой человек в дорогом одеянии стоит около глобуса. Напряженный взгляд устремлен куда-то, как будто Абрахам хочет что-то увидеть вдали, за пределами комнаты, в которой он находится. Кажется, вот-вот наступит озарение. Может быть, это момент, когда Абрахам видит вселенскую катастрофу, разделяющую праматерик на континенты?

Этот портрет вполне мог быть прижизненным (принятая датировка – 1633 год, через 34 года после смерти): и Рубенс, и Ортелиус состояли в Гильдии Святого Луки. Ортелиус умер, когда Рубенсу был 21 год и он был уже известным художником. ( Из протоколов Антверпенской гильдии Святого Луки. «В год 1598 управляли гильдией св. Луки Адам ван Ноорт, старший декан, и его содекан Петер Бом; ниже следуют мастера и сыновья мастеров, принятые в гильдию во время его управления. [...] Пеетер Рюббенс, мастер, живописец [...].»)

Сегодня портрет Абрахама Ортелиуса можно увидеть в музее семейства печатников Моретус-Плантен (Антверпен, Бельгия), с которым Абрахам был неразрывно связан: из их типографии выходили все карты Ортелиуса.

Если говорить правду, не все и не всегда понимали важность географических знаний. 

Кто-то думал, что география – не дворянская наука, а извозчичья:

 «Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это-таки и наука-то не дворянская. 

Дворянин только скажи: повези меня туда, свезут, куда изволишь» - 

так рассуждала госпожа Простакова (Фонвизин, «Недоросль»).

Если я не ошибаюсь, такая точка зрения встречается до сих пор. Особенно среди школьников, которые не любят то историю, то географию. Но когда приходится куда-нибудь  ехать - в поход, на экскурсию, в путешествие, на метро, на поезде, на пароходе, в самолете- без карт обойтись просто невозможно.

Так кому сегодня нужны географы и картографы? Всем!

Рубенс, Венера и Адонис

Венера влюбилась! Да еще как! Бросила все:

             «Смертным пленясь, покидает она побережье Киферы.

             Ей не любезен и Паф, опоясанный морем открытым,

             Рыбой обильнейший Книд, Амафунт, чреватый металлом...»

  (Далее - все цитаты из "Метаморфоз" Овидия)

Мотается за своим возлюбленным:

           «На небо тоже нейдет; предпочтен даже небу Адонис.

            С ним она всюду, где он.»

Носится с ним везде, вместе с ним охотится:

           «С ним по горам и лесам, по скалам блуждает заросшим...

            Псов натравляет сама...»

Даже облик свой изменила – одевается, как богиня охоты Диана:

            «С голым коленом, подол подпоясав по чину Дианы»

Надо отметить, что охотились они (Венера и Адонис) на  дичь, которая убегала, а не нападала. Эта деталь характеризует нашего героя – он не настолько храбр и силен, чтобы связываться с хищниками. Юноша скорее изнежен, чем мужествен.

Венера его наставляет:

          "Быть храбрым с бегущими должно, -

            Юноше так говорит, - а со смелыми смелость опасна.

           Юноша, дерзок не будь, над моей ты погибелью сжалься!

            Не нападай на зверей, от природы снабженных оружьем...

           Молнии в желтых клыках у жестоких таятся кабанов,

            Грозно бросается в бой лев желтый с великою злостью...

           Их ты, о мой дорогой, а с ними и прочих животных,

            Не обращающих тыл, но грудь выставляющих в битве,

            Всех избегай.»

Ей не нужна сила, мужественность, храбрость. Ей нужна красота, любовь, ласка:

            «... тенью своей приглашает нас тополь соседний;

            Ложе нам стелет трава. Прилечь хочу я с тобою

            Здесь, на земле!" И легла, к траве и к нему прижимаясь.

            И, прислонившись к нему, на груди головою покоясь...»

Адонис безразличен: не он добивается, его добиваются. И действий у него никаких. Он и присутствует, и как бы его нет: ни слова, ни полслова.  Эта странность была подмечена Вильямом Шекспиром. В его истории  Адонис  хоть что-то говорит, но делает...

                   «Едва лишь солнце, лик явив багряный,

                    С зарею плачущей простилось вновь,

                    Охотиться Адонис стал румяный:

                    Любил он травлю, презирал любовь.

                    Его, спеша, Венера настигает,

                    Как волокита дерзкий, обольщает

                    И говорит: «О, лучший цвет полей,

                    Меня прекрасней втрое, несравненный,

                    Румяней роз, белее голубей,

                    Укор для нимф, прелестней плоти тленной;   

                    Природа предрекла, создав тебя:

                    Лишь ты умрешь, погибнет мир, любя.»»

Это – словесное вступление. А дальше – Венера переходит в атаку:

                    «Тут, влажной завладев его рукою,

                    Сил воплощеньем жизненных, она

                    Целебной для богинь росой земною

                    Ее зовет, дрожа, возбуждена.

                    Желанье множит силы опьянелой:

                    Его с коня она срывает смело.             

       

                    В одной руке ее была узда,

                    И привлекала юношу другая...»

Требуется некоторое пояснение к словам «Целебной для богинь росой земною ее зовет...»: влажность руки (по понятиям тех еще времен) знаменовала обилие жизненных сил. «Желанье множит силы опьянелой» - Венера опьянела от чувств.

Что делает Адонис?

                    «Краснеет он с досады и стыда,

                    К такой игре охоты не питая.»

Ни в легенде, ни у Шекспира нет намека на то, что Адонис был любовником какого-либо мужа (или наоборот). Просто – он холоден:   

                    «Она, как уголь пламенный, красна,

                    Он красен от стыда, но кровь хладна.»

А Венера идет напролом:

                   «На сук обломанный вмиг намотала

                    Венера повод (как любовь спешит!);

                    Привязан конь; она стараться стала

                    Связать и всадника, что с ног уж сбит,     

                    Как бы сама хотела быть им сбитой»

И вот, она добилась своего:

                   «Лишь он упал, простерлась и она;

                    Им были локти, бедра их опорой;

                    Вот треплет по щеке его, нежна;

                    Он хмурится, браниться стал, но скоро

                    Ему смыкает поцелуй уста:

                    "Браниться будешь, не откроешь рта".»

Она просто ненасытна:

                    «Как перья птицы, мясо клювом рвет

                    Терзаемая голодом орлица

                    И, поглощая все, крылами бьет,

                    Пока не стихнет голод или птица, -

                    Так лоб она целует, щеки, бровь,

                    И, только кончит, начинает вновь.»   

И вновь продолжается бой:

                    «Так в зной не жаждал путник свежих вод,

                    Как жаждала она своей услады:

                    Спасенье видит, но его неймет;

                    Пылает вся среди речной прохлады.

                    "О, сжалься, - восклицает, - мальчик злой!»

Адониса не расшевелить.  Она снова докучает ему:

                   «Иль стыдно целовать? Зажмурься снова,

                    И я зажмурюсь, - станет ночь тотчас:

                    Двоих лишь услаждать любовь готова;

                    Играй же смело,- не увидят нас...»

Адонис устал, он хочет уйти. Венера бросает ему упрек:

                    «Нет, ты не муж, хоть мужествен на вид:

                    Муж и без просьбы ласками дарит».

И вновь она пытается его соблазнить своими прелестями:

                   «Я - сад, ты - мой олень; ищи услады

                    Где хочешь, - на горе и под горой.

                    Когда ж холмы тебя не утоляют,

                    Спустись туда, где родники пленяют.

                    В пределах этих мало ли услад?

                    Прелестный дол, высокая равнина,

                    Холмы округлые, а в дождь и в град

                    Тебя укроет в зарослях ложбина.»

Адонис  никак не загорается:

                    «Уходит время, прочь стремится милый,

                    Из рук ее он рвется, как из пут.

                    "О, сжалься! Приласкай!" - она взывает;

                    Но, вырвавшись, к коню он убегает.»

Адонис уходит, Венера улетает. На Адониса нападает кабан, ранит его. Венера спешит назад, но поздно.  

                   «Венера взглянет - бледен милый рот;

                    Руки коснется - та похолодела;

                    И на ухо шептать ему начнет,

                    Как будто внемлет скорбной речи тело;

                    Она поднимет веки милых глаз:

                    Там - две звезды, чей свет, увы, погас!

                    Два зеркала, в которые Венере

                    Глядеться приводилось столько раз,        

                    Утратив дар, им сродный в высшей мере,

                    Не отражают ничего сейчас!

                    "О диво! - молвит. - Этот мир ужасен;

                    Ты умер в нем, а день, как прежде, ясен.»

Смерть Адониса выглядит несколько иначе в «Метаморфозах» Овидия: 

            Тут из берлоги как раз, обнаружив добычу по следу,

            Вепря выгнали псы, и готового из лесу выйти

            Зверя ударом косым уязвил сын юный Кинира.

            Вепрь охотничий дрот с клыка стряхает кривого,

            Красный от крови его. Бегущего в страхе - спастись бы! -

            Гонит свирепый кабан. И всадил целиком ему бивни

            В пах и на желтый песок простер обреченного смерти!

Венера, которая еще была в полете, возвращается:

            С упряжью легкой меж тем, поднебесьем несясь, Киферея

            Не долетела еще на крылах лебединых до Кипра,

            Как услыхала вдали умиравшего стоны и белых

            Птиц повернула назад.

Она в горе – любимого больше нет в живых:

             С высот увидала эфирных:

            Он бездыханен лежит, простертый и окровавленный.

            Спрянула и начала себе волосы рвать и одежду,

            Не заслужившими мук руками в грудь ударяла,

            Судьбам упреки глася, -

Она обращается к царице подземного царства Персефоне:

            «Но не все подчиняется в мире

            Вашим правам, - говорит, - останется памятник вечный

            Слез, Адонис, моих; твоей повторенье кончины

            Изобразит, что ни год, мой плач над тобой неутешный!»

Рубенс, Венера и Адонис, 1614, 83x91 см, Эрмитаж, Петербург, Россия

На картине Рубенса – расставание. Адонис пытается уйти. Венера обхватила его за шею, сцепила руки. Амур тоже против: виснет на Адонисе, ноги Амура болтаются в воздухе. Адонис пытается снять с себя руку Венеры  (такое впечатление, что колесница служила им ложем, и Адонис, пытаясь уйти, буквально на себе вытянул Венеру из колесницы).

(Рядом с Адонисом – собаки: две борзые, а третья, которая угрожающе смотрит с полотна – вероятно, гончая Тальбота; этой породы уже нет.)

Рубенс, Венера и Адонис, фрагмент "Гончая Тальбота"

Рубенс, Венера оплакивает смерть Адониса (Венера, Купидон и три грации), 1614, 212x325 см, музей Израиля,  Иерусалим

На полотне Рубенса «Венера оплакивает смерть Адониса» Венера сидит в изголовьи. Купидон в отчаянии снимает с себя колчан со стрелами. На черном фоне проступает зловещая морда не то медведя, не то волка (слева от фигуры Венеры). Венера разговаривает со своим возлюбленным, как с живым: «Кровь же твоя обратится в цветок». 

И здесь происходит чудо:

                    «Тут отрок, что пред ней лежал убитый,

                    Как легкий пар, растаял и пропал;

                    Из капель крови, на землю пролитой,

                    Возник цветок, лилейно бел и ал,

                    Ланиты бледные напоминая,

                    Чью белизну кропила кровь, пятная.» (Шекспир, «Венера и Адонис»)

Вот этот цветок «адонис» (или горицвет) - память о любви богини к смертному.

(Может быть, во времена Шекспира адонис выглядел по-другому. А может быть, поэт пожертвовал прозой жизни во имя поэзии.)